Я знал, что охота у Боба в крови. Кошки поистине грозные хищники. Однажды мы сидели в гостиной, и Боб появился в дверях с маленькой мышкой, свисающей из пасти. Он аккуратно возложил добычу к моим ногам, словно это был драгоценный дар.
— Боб, ты же опять заболеешь, если будешь есть мышей, — отругал я его.
Но вскоре Боб обнаглел еще больше.
— Аааааа!
Я вскочил с кровати и помчался в гостиную, где Бэлль гладила. На стопке свежевыглаженного постельного белья и рубашек сидела маленькая коричневая лягушка.
— Джеймс, Джеймс, убери ее, выкинь куда-нибудь! Пожалуйста! — завопила Бэлль.
Я заметил, что в дверях стол Боб с невероятно озорным выражением на морде. Он абсолютно точно понимал, чего испугалась Бэлль.
Я осторожно взял лягушку в одну руку, накрыл ее второй и пошел во двор. Боб не отставал от меня ни на шаг.
Примерно час спустя в квартире опять раздался визг, а затем такой звук, словно что-то швырнули об стену.
— Что на сей раз? — спросил я, выходя в коридор.
Бэлль стояла в конце коридора, схватившись за голову, с выражением отвращения на лице. Она указала в другой конец коридора на пару валявшихся там домашних тапочек. Очевидно, это их швырнули об стену.
— Теперь она в тапочке! — воскликнула Бэлль.
— Кто? — озадаченно поинтересовался я.
— Лягушка!
Я едва удержался, чтобы не расхохотаться. Как и в прошлый раз, я вытащил лягушку и понес во двор. И опять Боб бежал рядом, делая вид, что понятия не имеет, как лягушка снова очутилась в квартире.
— Так, побудь-ка тут, — сказал я. Мне нужно было убедиться, что в этот раз Боб не найдет лягушку.
Боб неодобрительно взглянул на меня, повернулся и потрусил обратно к дому, всем своим видом говоря: «Ты ничего не понимаешь в веселье!»
Как бы хорошо нам ни жилось у Бэлль, через какое-то время я понял, что в этом есть и свои недостатки. В частности, это не лучшим образом сказалось на наших с Бобом отношениях.
Нога постоянно болела, и я вечно был не в настроении, чтобы играть с ним. Из-за этого, когда я просыпался не в духе, Боб не приходил ко мне в кровать. Чаще всего Бэлль вместо меня кормила его завтраком. К тому же теперь он постоянно гулял по окрестностям и иногда подолгу не приходил домой. Наверное, на улице ему было гораздо веселее, чем со мной.
Также я стал подозревать, что Боб стал питаться не только дома. Когда я или Бэлль наполняли его миску, он едва притрагивался к еде.
Сначала я испугался, что Боб снова стал копаться в мусоре. «Он опять наестся чего-нибудь из бака», — в ужасе подумал я.
Однажды мы с Бобом возвращались с работы и у подъезда встретили пожилого джентльмена, забирающего свою почту. Кот посмотрел на него и явно узнал.
— Здравствуйте, молодой человек, — сказал джентльмен. — Рад снова вас видеть.
И тут вдруг я вспомнил детскую книгу Инги Мур «Шесть ужинов Сида», в которой рассказывалось, как кот очаровал всех соседей на своей улице и по вечерам ужинал в каждом доме. Боб проделал тот же фокус. Впору было писать рассказ «Шесть ужинов Боба».
Разумеется, все это означало, что он постепенно привыкает жить без меня. Ворочаясь ночью и пытаясь отвлечься от боли, я задался вопросом, который за все время, что мы с Бобом были вместе, ни разу не приходил мне в голову: может, Бобу будет лучше без меня?
Кому понравится в жару и в дождь торчать на улице, терпеть оскорбления прохожих? Особенно когда вокруг полно дружелюбных людей, безо всяких проблем, у которых всегда есть для тебя еда.
Я всегда думал, что со мной Бобу живется не хуже, чем с другими. И впервые за то время, что мы были вместе, я в этом усомнился.
Как-то раз я ковылял через парковку около местного супермаркета и увидел кресло-коляску. Мысль о возможности передвигаться без нагрузки на ногу взбудоражила меня. Я подумал, не украсть ли мне это кресло. В следующую секунду я пришел в ужас от этой идеи.
С каждым днем я все больше думал о Бобе. Точнее, о том, что теряю Боба. Чем хуже становилась ситуация с моей ногой, тем сильнее мне казалось, что Боб готов уйти. Я представлял его в компании пожилого джентльмена из соседней квартиры, как тот балует Боба и сдувает с него пылинки. Я представлял, как Боб лежит на залитой солнцем крыше дома Бэлль, пока я мучаюсь, продавая «Big Issue» в одиночестве.
Из-за боли я совсем не играл с Бобом. Иногда он пытался прислоняться к моей ноге, но я не позволял ему этого делать. Моя нога была ярко-красного цвета и беспрестанно болела.
— Иди поиграй где-нибудь, Боб, — сказал я, почесывая ему бок.
Разочарованно взглянув на меня, он с неохотой вышел из комнаты.
«Ничего удивительного в том, что он ищет чьего-то расположения, — подумал я. — Я сейчас далеко не лучший друг».
Наконец, как-то утром я проснулся и решил, что с меня достаточно. Меня не волновало, что доктора думали обо мне и моем прошлом, мне нужны были ответы. Мне нужно было избавиться от своей проблемы. Я оделся, взял клюку и отправился к местному хирургу.
— Какая интересная у вас клюка, мистер Боуэн, — сказал доктор, когда я зашел в приемную.
— Голь на выдумки хитра, — ответил я ему.
Он принялся осматривать мою ногу.
— Выглядит не очень, — заключил доктор. — Вам необходимо почаще разминать ногу, чтобы кровь не застаивалась, и нужно сдать анализы на наличие тромбов. — Он взглянул на мою клюку и произнес: — Думаю, мы придумаем что-нибудь получше, чем ветка.