— Это тебе, приятель, — сказал прохожий и вложил купюру мне в руку.
— Большое вам спасибо, — ответил я.
Я подождал несколько минут, прежде чем он уйдет, и затем рассмотрел купюру внимательнее.
Это были не 50 фунтов. Купюра действительно была красной, но на ней было изображение какого-то бородатого человека, которого я раньше никогда не видел, цифра «сто» и надписи на каком-то языке Восточной Европы. Только одно слово выглядело знакомо — Srbije. Я понятия не имел, откуда она и сколько может стоить. Я собрал свои вещи и пошел в магазин, где, как я знал, обменивали иностранные деньги. Он был открыт допоздна — для туристов.
— Скажите, пожалуйста, сколько это стоит? — спросил я девушку в окошке.
— Я не знаю, — недоуменно произнесла она. — Подождите, я сейчас спрошу.
Она ушла в кабинет, где сидел пожилой человек, и, коротко переговорив с ним, тут же вернулась.
— Это сто сербских динаров, — сказала она.
Звучало обнадеживающе.
— Они стоят всего 70 пенсов, — добавила она, — поэтому мы не можем обменять их.
Меня охватило разочарование. В глубине души я надеялся, что этих денег нам с Бобом хватит на выходные. Вряд ли!
Мне до смерти надоело крутиться как белка в колесе, чтобы выжить. Мне до смерти надоело терпеть унижения со стороны тех, кто не имел ни малейшего представления о том, какую жизнь я вынужден вести. В тот раз я был на пределе. Через несколько дней после случая у метро я понял, что достиг его.
Мы с Бобом закончили работу рано и поехали на метро на вокзал «Виктория». Когда мы плутали по туннелям, Боб держался впереди меня — он знал, что мы идем встречать моего отца.
В последние месяцы я делал это регулярно. Все свое детство я провел в Австралии, поэтому почти не видел его, но мы очень сблизились, когда я встал на путь исправления и взял в привычку встречать его и приглашать в паб на станции — перекусить и выпить. Работники там были очень дружелюбные; они разрешили мне приходить с Бобом при условии, что его не увидят другие посетители. Я прятал его под столом, где он любил вздремнуть. Угощал всегда мой отец. У меня никогда не было денег, чтобы угостить его.
Он, как обычно, ждал меня.
— Ну, что нового?
— Почти ничего, — ответил я. — Я сыт по горло продажей «Big Issue». Это слишком опасно. В Лондоне полно людей, которым наплевать на тебя.
— Тебе нужно найти нормальную работу, Джейми, — сказал он. Только отец так меня называл.
— Легче сказать, чем сделать, пап, — вздохнул я.
Мой отец всегда много работал, но только на самого себя. И я не думаю, что он понимал, почему мне тяжело сделать некоторые вещи. Он действительно пытался помочь мне, просто не вышло. После расставания с моей мамой он снова женился. Теперь у него двое детей, мои сводные брат и сестра, Кэролайн и Энтони, и он должен их воспитывать. Все стало слишком сложно.
— А как насчет компьютерных курсов или чего-нибудь такого? Сейчас их полно, — предложил отец.
Он был прав, однако мне не хватало знаний, чтобы поступить на какие-нибудь из них.
Отец обещал, что поспрашивает знакомых, может, что-нибудь подвернется.
— Но сейчас у всех дела не очень, — заметил он, указав на вечернюю газету. — Каждый раз, беря в руки газету, я вижу мрак и безнадежность. Люди повсюду теряют работу.
Я знал, что его расстраивает то, как я живу. В глубине души я понимал, что он чувствует — я совсем не стараюсь. Я даже понимал, почему он это чувствует, но правда была в том, что на самом деле я старался. Просто по-своему.
Желая разрядить обстановку, мы немного поболтали о его семье, о моих сводных брате и сестре.
— Что ты делаешь на Рождество? — вдруг спросил он.
— Я проведу его с Бобом, — ответил я. — Нам нравится быть вместе.
Мой отец никогда не понимал наших с Бобом отношений. Сегодня он, как обычно, погладил его и последил за ним, когда я выходил в туалет. Он даже попросил официантку принести Бобу молока и кое-какой еды. Но на самом деле он не испытывал к кошкам сильной любви. И когда я рассказывал, как Боб помог мне, он выглядел сбитым с толку. Думаю, нельзя его за это винить.
Мы провели вместе полтора часа, а затем отцу надо было садиться в поезд до южного Лондона. Он дал мне несколько фунтов, чтобы ободрить меня, и мы договорились встретиться снова через несколько недель.
— Береги себя, Джейми, — сказал он.
На станции все еще было людно. У меня в сумке осталось еще несколько журналов, и я решил попытаться продать их, прежде чем возвращаться домой. Я нашел свободный угол недалеко от станции, и дело пошло.
Боб был сыт и в хорошем настроении. Люди останавливались и издавали громкие восклицания. Я как раз решал, стоит ли уже возвращаться домой, как нас снова настигла неприятность.
Едва мой взгляд упал на мужчин на дороге, ведущей к главному входу вокзала «Виктория», я понял, что с ними будут проблемы. Одного из них я знал еще с тех времен, когда продавал «Big Issue» на Ковент-Гарден. Его приятель был мне незнаком, однако я и так мог сказать, что он неприятный тип. Это был огромный брюнет, телосложением напоминавший мешок картошки.
Я заволновался, так как они шли в нашу сторону и вскоре должны были оказаться у станции метро. Тот, что покрупнее, направился прямо ко мне. Его вид полностью соответствовал агрессивному поведению.
— Эй ты, проваливай, — прорычал он, приблизив свое широкое красное лицо вплотную к моему; из его рта воняло.
Боб, заметив опасность, зашипел на него. Я не позволил себя запугать и не двинулся с места.
— У меня есть право торговать здесь, и мне надо продать еще несколько журналов, — сказал я. — У тебя нет никаких журналов, и ты только и делаешь, что запугиваешь людей. Это неправильно. Я уже видел, как ты попрошайничаешь. Ты всего лишь пиявка. И я знаю, что ты заставляешь своего приятеля делать то же самое.